Строительство 20-х годов было сосредоточено на неотложных потребностях рабочих окраин, и оно коренным образом изменило их облик. Однако центр Москвы за первые 15 лет Советской власти остался почти прежним. Его архаичность диссонировала с представлениями о столице первого в мире социалистического государства как о динамичном городе, устремленном в будущее.

Преодолеть разрыв между идеальным представлением и реальностью стало неотложной идейно-политической задачей, которая осознавалась всеми. План стал опорой для ее решения. Планировочному и градостроительному схематизму был противопоставлен ясный принцип переоценки наследия прошлого и превращения его в активную часть актуальной культуры, а не отказа от него, к чему призывали некоторые псевдорадикалы. В. Семенов говорил: «Для реконструкции нужны решительные меры. Нужна хирургия. Но когда нужен хирург, не приглашают палача».

К сожалению, до последовательной реализации этого положения дело дошло не сразу. Некоторое время еще сохранялась инерция нигилистического отношения к зодчеству прошлого, привитого «левым» искусством 20-х годов. Не было и точных критериев того, что должно сохраняться.

В результате уже в ходе реконструктивных работ оказались уничтожены некоторые ценные памятники русской архитектуры, как, например, Сухарева башня. Она поднималась островком посреди Колхозной площади, у начала 1-й Мещанской — можно было организовать движение вокруг при небольших сносах малоценной застройки. Однако столь нетрадиционное положение здания «посреди дороги» казалось неприемлемым.